— Гарри, если бы полковник Рейс ничего не сказал, что бы ты сделал?

— Промолчал, остался бы Лукасом.

— А как же миллионы твоего отца?

— Пусть они достались бы Рейсу. В любом случае он нашел бы им лучшее применение, чем я. Энн, о чем ты думаешь? Ты так хмуришься.

— Я думаю, — сказала я медленно, — что почти жалею, что полковник Рейс заставил тебя открыться.

— Нет. Он был прав. Я должен был сказать тебе правду.

Он молчал, а потом вдруг сказал:

— Знаешь, Энн, я ревную тебя к Рейсу. Он тоже влюблен в тебя, и он значительнее меня, я никогда таким не буду.

Я повернулась к нему, смеясь.

— Гарри, ты — дурачок. Мне нужен только ты — остальное не имеет значения.

При первой возможности мы отправились в Кейптаун. Там меня приветствовала Сьюзен, и мы вместе распотрошили большого жирафа. Когда восстание было окончательно подавлено, полковник Рейс приехал в Кейптаун, и, по его предложению, снова открыли большую виллу, принадлежавшую сэру Лоуренсу Ирдсли, и мы все поселились в ней.

Там мы строили планы. Я должна была вернуться в Англию вместе с Сьюзен, и меня должны были выдать замуж из ее лондонского дома. А приданое полагалось купить в Париже! Сьюзен получила огромное удовольствие, обсуждая все эти детали. И я тоже. Тем не менее будущее казалось до странности нереальным. И иногда, не знаю почему, я совершенно задыхалась — как будто мне не хватало воздуха.

Это произошло в ночь перед отплытием. Я не могла уснуть. Я чувствовала себя несчастной, не понимая почему. Я ни за что не хотела покидать Африку. Когда я вернусь, будет ли она такой же? Будет ли она когда-нибудь снова такой?

И тут я вздрогнула от властного стука в ставень. Я вскочила. На веранде ждал Гарри.

— Надень на себя что-нибудь, Энн, и выйди. Мне нужно поговорить с тобой.

Кое-как натянув на себя одежду, я вышла на воздух. Я почувствовала бархатное прикосновение прохладной ночи, тихой и наполненной благоуханием. Гарри сделал мне знак рукой, чтобы мы отошли от дома за пределы слышимости. Его лицо было бледным и выражало решимость, глаза сверкали.

— Энн, помнишь, ты однажды сказала мне, что женщинам нравится делать то, что они не любят, ради тех, кого они любят?

— Да, — ответила я, недоумевая, что последует дальше.

Он заключил меня в объятия.

— Энн, уйдем отсюда вместе, сейчас, этой ночью. Вернемся в Родезию — на наш остров. Я не в состоянии выносить всю эту чепуху. Я не могу больше ждать, когда ты станешь моей.

На минуту я отключилась.

— А как же мои французские платья? — притворно посетовала я.

До сих пор Гарри не понимает, когда я говорю серьезно, а когда только поддразниваю его.

— Черт бы побрал твои французские платья. Ты думаешь, я хочу облачить тебя в них? Я более склонен сорвать их с тебя. Я не собираюсь отпускать тебя, слышишь? Ты — моя. Если я дам тебе уехать, я могу потерять тебя. Я никогда не бываю уверен в тебе. Ты уедешь сегодня со мной, прямо сейчас, и к черту всех.

Он прижал меня к себе и целовал, отчего я чуть не задохнулась.

— Я больше не могу без тебя, Энн. Правда не могу. Я ненавижу деньги. Пусть они достанутся Рейсу. Живей! Пошли!

— А моя зубная щетка? — выдвинула я последнее возражение.

— Ты купишь себе другую. Знаю, что я сумасшедший, но ради Бога, идем!

Он сорвался с места. Я последовала за ним, кроткая, как женщина из племени бартосе, которую я видела у водопада. Только на голове у меня не было сковородки. Он шел быстро, было очень трудно поспевать за ним.

— Гарри, — наконец сказала я смиренно, — мы что, пойдем в Родезию пешком?

Он вдруг обернулся и с хохотом заключил меня в объятия.

— Я безумный, моя дорогая, я знаю. Но я так люблю тебя.

— Мы — пара сумасшедших. И, Гарри, ты меня даже не спросил, но я вовсе не приношу себя в жертву! Я хотела уйти!

Глава XXXVI

Это было два года назад. Мы все еще живем на острове. Передо мной на грубо сколоченном деревянном столе лежит письмо от Сьюзен.

«Дорогие простаки — милые влюбленные, сумасшедшие!

Я совсем не удивлена. Все время, пока мы обсуждали платья из Парижа, я чувствовала, что это все совершенно нереально, что однажды вы исчезнете, чтобы пожениться в добром старом цыганском духе. Но вы действительно пара сумасшедших! Мысль отказаться от огромного состояния абсурдна. Полковник Рейс хотел спорить, но я убедила его, что время все расставит на свои места. Он пока может вести дела от имени Гарри и больше ничего. Ведь, в конце концов, медовый месяц не продолжается вечно. Вас нет рядом со мной, Энн, поэтому не опасаясь, что вы налетите на меня, как маленькая дикая кошка, я могу сказать: «Любовь в глуши будет длиться долго, но в один прекрасный день вы вдруг начнете мечтать о домах на Парк-Лейн, роскошных мехах, парижских платьях, о самом огромном автомобиле и последней модели детской коляски, французских горничных и норлендских медсестрах! О, да, так будет!»

А пока наслаждайтесь вашим медовым месяцем, дорогие безумцы, и пусть он будет долгим-долгим. И думайте иногда обо мне, покрывающейся жирком в довольстве среди материального благополучия!

Ваш любящий друг, Сьюзен Блейр.

P. S. Посылаю вам набор сковородок в качестве свадебного подарка и огромную банку печеночного паштета, чтобы вы не забывали обо мне».

Иногда я перечитываю другое письмо. Оно пришло много времени спустя после первого вместе с объемистым пакетом. По-видимому, оно было отправлено откуда-то из Боливии.

«Моя дорогая Энн Беддингфелд!

Не могу устоять против искушения послать вам письмо не столько ради удовольствия писать его, сколько ради огромного наслаждения, которое, я знаю, вы испытаете, получив его. Наш друг Рейс оказался совсем не таким умным, каким представлялся, не так ли?

Я думаю назначить вас своим литературным душеприказчиком. Посылаю вам свой дневник. В нем нет ничего, что заинтересовало бы Рейса и его команду, но я полагаю, что там есть места, которые могут позабавить вас. Используйте его, как захотите. Я предлагаю вам написать статью для «Дейли баджет» — «Преступники, которых я встречала». Только с одним условием — я буду центральной фигурой.

Я не сомневаюсь, что к настоящему моменту вы уже не Энн Беддингфелд, а леди Ирдсли, царящая на Парк-Лейн. Хотелось бы только сказать, что я ничего не таю против вас. Разумеется, трудно начинать все сначала в моем возрасте, но, между нами, на такой случай у меня был предусмотрительно отложен небольшой резервный фонд. Он очень пригодился, и я подбираю небольшую милую компанию. Между прочим, если вы когда-нибудь случайно встретитесь с нашим забавным другом Артуром Минксом, скажите ему только, что я не забыл его, хорошо? Это будет для него неприятным сюрпризом.

В целом я считаю, что проявил в высшей степени дух христианства и всепрощения. Даже по отношению к Пейджету. Я случайно узнал, что он, или вернее миссис Пейджет, на днях произвела на свет шестого ребенка. Скоро Англия будет населена одними Пейджетами. Я послал ребенку серебряный кубок и открытку, в которой выразил готовность быть крестным отцом. Представляю себе, как Пейджет понесет кубок и открытку прямо в Скотленд-Ярд без малейшей улыбки на лице!

Благословляю вас, светлые глазки. Наступит день, когда вы поймете, какую ошибку совершили, не выйдя за меня замуж.

Всегда Ваш, Юстас Педлер».

Гарри был в ярости. Это единственное, в чем мы не сходимся. Для него сэр Юстас — человек, пытавшийся убить меня, человек, ответственный за смерть друга. Покушения сэра Юстаса на мою жизнь всегда озадачивали меня. Они, так сказать не вписываются в общую картину. Ибо, я уверена, что он всегда испытывал ко мне неподдельно добрые чувства.

Тогда, почему же он дважды пытался убить меня?

Гарри говорит: «Потому что он проклятый негодяй», — и, по-видимому, думает, что вопрос исчерпан. Сьюзен про явила большое умение разбираться в людях. Я разговаривала с ней, она приписывает это «комплексу страха». Сьюзен немного увлекается психоанализом. Она указала мне, что вся жизнь Юстаса определялась стремлением к безопасности и комфорту. Он обладал обостренным чувством самосохранения. А убийство Надины сняло определенные запреты. Его действия не выражали его чувства ко мне, а являлись результатом всепоглощающего страха за собственную безопасность. Думаю, Сьюзен права. Что касается Надины, то она была из тех женщин, которые заслуживают смерти. Мужчины идут на сомнительные предприятия, чтобы разбогатеть, но женщины не должны из низменных побуждений притворяться, что они влюблены, когда на самом деле не любят.