Я все повторяла себе, не в состоянии поверить в это, что наши беды действительно позади. Гарри и я вместе, и мы больше никогда не расстанемся. И все же я постоянно ощущала какую-то преграду между нами — его скованность, причину которой не могла найти.
Сэра Юстаса увезли в противоположном направлении в сопровождении усиленной охраны. Он беззаботно помахал нам рукой на прощание.
На следующий день рано утром я вышла на веранду и посмотрела в сторону Йоханнесбурга. Оттуда доносились грохочущие раскаты взрывов. Мятеж еще не закончился.
Жена фермера позвала меня к завтраку. Она относилась ко мне с материнской добротой, и я успела очень привязаться к ней. Гарри ушел на рассвете и еще не возвращался, сообщила она. Снова я почувствовала, как в душе шевельнулось беспокойство. Что за тень пробежала между нами?
После завтрака я уселась на веранде с книгой, но читать не могла. Я была так погружена в собственные мысли, что почти не заметила, как на лошади подъехал полковник Рейс и спешился. Я увидела его только после того, как он пожелал мне доброго утра.
— О, — сказала я, вспыхнув, — это вы.
— Да. Мне можно сесть?
Он пододвинул кресло поближе ко мне. После поездки в Матопос мы впервые остались вдвоем. Я ощутила странное чувство восхищения и страха, которое он неизменно внушал мне.
— Какие новости? — спросила я.
— Смэтс прибудет в Йоханнесбург завтра. Крах восстания предрешен, но даю ему еще три дня. В настоящий момент сражение продолжается.
— Хорошо бы, — сказала я, — если бы существовала уверенность, что погибнут именно те, кто хотел воевать, а не бедняги, которые живут в районах, где идут схватки.
Он кивнул.
— Я понимаю, что вы хотите сказать, Энн. Такова несправедливость войны. Но у меня есть для вас другие новости.
— Да?
— Я вынужден сознаться в собственной некомпетентности. Педлеру удалось бежать.
— Что?!
— Да. Никто не знает, как он ухитрился. На ночь его надежно заперли в верхней комнате на одной ферме в районе, занятом правительственными войсками, а сегодня утром комната оказалась пуста, и птичка улетела.
В глубине души я была довольна. Никогда, вплоть до сегодняшнего дня, я не могла избавиться от необъяснимой симпатии к сэру Юстасу. Полагаю, мое чувство достойно порицания, но уж что есть, то есть. Я восхищалась им. Он был, можно сказать, отъявленным негодяем, но славным человеком. После него я не встречала никого столь забавного.
Разумеется, я скрыла свои чувства. Полковник Рейс, естественно, воспринимал происшедшее совершенно иначе. Он хотел, чтобы сэр Юстас предстал перед правосудием. Если задуматься, в его бегстве не было ничего удивительного. Вокруг Йоханнесбурга у него, должно быть, было бесчисленное множество шпионов и агентов. И что бы там ни считал полковник Рейс, я очень сомневалась, что сэр Юстас когда-нибудь будет пойман. Вероятно, у него были тщательно разработаны пути к отступлению. Фактически он нам и сам так сказал.
Я отреагировала соответствующим образом, хотя и довольно вяло, и наш разговор зачах. Потом полковник Рейс вдруг спросил о Гарри. Я сказала, что он ушел на рассвете, и утром я его еще не видела.
— Вы ведь понимаете, Энн, не так ли, что, не считая некоторых формальностей, он полностью оправдан? Разумеется, есть еще технические детали, но вина сэра Юстаса практически доказана. Сейчас ничто не мешает вам и Гарри соединиться.
Он произнес это медленно, дрожащим голосом, не глядя на меня.
— Я понимаю, — сказала я благодарно.
— И у него есть все основания немедленно вернуть себе подлинное имя.
— Да, да, конечно.
— Вам известно его настоящее имя?
Вопрос удивил меня.
— Конечно. Гарри Лукас.
Он не ответил, но что-то в его молчании привлекло мое внимание.
— Энн, помните, по дороге из Матопоса в тот день я сказал, что знаю, что мне делать?
— Конечно, помню.
— Думаю, теперь я имею право сказать, что сделал это. Человек, которого вы любите, вне подозрений.
— Так вот, что вы имели в виду?
— Безусловно.
Я опустила голову, стыдясь того беспочвенного подозрения, которое владело мной. Он снова заговорил, как бы размышляя вслух:
— Когда я был совсем юношей, я любил девушку, которая увлекла меня и обманула. После этого я думал только о работе. Моя карьера значила для меня все. И тогда я встретил вас, Энн, и все мои прежние интересы показались мне ничего не стоящими. Но молодых привлекают молодые… У меня еще остается моя работа.
Я молчала. Наверное, в жизни нельзя любить сразу двоих, но можно чувствовать нечто подобное. Обаяние этого человека было очень велико. Внезапно я подняла на него глаза.
— Полагаю, вы очень далеко пойдете, — сказала я мечтательно. — Впереди у вас головокружительная карьера. Вы станете одним из самых выдающихся людей в мире.
Мне казалось, будто я читаю проповедь.
— Зато я буду одинок.
— Все люди, совершающие по-настоящему большие дела, одиноки.
— Вы так думаете?
— Я уверена.
Он взял меня за руку и тихонько сказал:
— Я бы предпочел... другое.
И тут появился Гарри. Полковник Рейс встал.
— Доброе утро, Лукас, — сказал он.
По какой-то причине Гарри покраснел до корней волос.
— Да, — весело сказала я, — теперь тебя должны знать под твоим именем.
Но Гарри все еще смотрел на полковника Рейса.
— Так вы знаете, сэр, — наконец сказал он.
— Я не забыл ваше лицо. Я видел вас один раз еще мальчиком.
— Что все это значит? — озадаченно спросила я, переводя взгляд с одного на другого.
Между ними как бы шла схватка характеров. Рейс победил. Гарри немного отвернулся в сторону.
— Наверное, вы правы, сэр. Назовите Энн мое настоящее имя.
— Энн, это не Гарри Лукас. Гарри Лукас погиб на войне. Перед вами Джон Гарольд Ирдсли.
Глава XXXV
С последними словами полковник Рейс резко повернулся и вышел. Я стояла и пристально смотрела ему вслед. Голос Гарри вернул меня к действительности.
— Энн, прости меня, скажи, что ты прощаешь меня.
Он взял меня за руку, и почти механически я отняла ее.
— Почему ты обманул меня?
— Не знаю, удастся ли мне объяснить, чтобы ты поняла. Я боялся таких вещей, как власть и притягательная сила богатства. Я хотел, чтобы ты любила меня просто ради меня самого — ради человека без всяких прикрас.
— Ты хочешь сказать, что не доверял мне?
— Можно и так выразиться, если тебе нравится, но это не совсем верно. Я стал озлобленным, подозрительным, склонным постоянно искать низменные побуждения, и было так чудесно почувствовать, что меня полюбили так, как меня полюбила ты.
— Понимаю, — сказала я медленно.
Я вновь мысленно повторила историю его жизни. Впервые я заметила несоответствия в его рассказе, которые прежде ускользнули от моего внимания — материальная обеспеченность, возможность выкупить алмазы у Надины, то, как он предпочел говорить об обоих молодых людях с точки зрения постороннего. И когда он говорил «мой друг», он имел в виду не Ирдсли, а Лукаса. Именно Лукас, скромный парень, так глубоко любил Надину.
— Как это произошло? — спросила я.
— Мы оба были безрассудны — искали смерти. Однажды ночью мы обменялись личными знаками — на счастье! На следующий день Лукас был убит — его разорвало на куски.
Я содрогнулась.
— Но почему ты не сказал мне теперь? Сегодня утром? Ведь не мог же ты сомневаться в моей любви?
— Энн, я не хотел все испортить. Я хотел увезти тебя обратно на остров. Что толку в деньгах? На них нельзя купить счастье. А на острове мы были счастливы. Говорю тебе, я боюсь этой другой жизни — один раз она уже почти погубила меня.
— А сэр Юстас знал, кто ты на самом деле?
— О, да.
— А Картон?
— Нет. Он видел нас обоих и Надину в Кимберли как-то вечером, но он не знал, кто был кто. Он не усомнился, когда я назвался Лукасом, а Надину ввела в заблуждение его телеграмма. Она никогда не боялась Лукаса. Он был спокойный и очень серьезный. А я всегда обладал дьявольским темпераментом. Она была бы напугана до смерти, если бы узнала, что я воскрес.